Духовное просвещение в Русской Церкви в домонгольский период

Иными словами, притча и представляет собой «похвальную песнь» благодетели и духовности человеческой. Кирилл Туровский, как справедливо отмечал И.П. Ерёмин, «довел до совершенства метод символически-аллегорического толкования Священного Писания, сочетая смелую образность изложения с изысканной стилистикой и настоящей художественностью слова» [4].
2). Центральная часть содержит в себе повествование, изложение событий и их толкования с точки зрения Священного Писания.
3). Заключение – Кирилл Туровский раскрывает смысл притчи, подводя итог, призывая читателя увидеть скрытый смысл, заложенный в аллегориях и символах, метафорах, использованных автором.
Отметим, что вступительная часть носит преимущественно афористический и нравоучительный характер, отличается небольшим объёмом. Избранная для вступления тема развивается Кириллом Туровским не прямо, а косвенно, «при помощи развёрнутого сравнения, в фокусе которого она и получала свою художественную конкретизацию, - сравнения редкого, необычного, построенного на игре отдалёнными аналогиями». Использую подобные сравнения, писатель «добивался важного художественного результата», эти сравнения «были рассчитаны на то, чтобы заполнить собой условно-риторическую «пустоту» темы и одновременно ошеломить, ослепить слушателей своей неожиданностью, своей яркой живописностью» [5, c. 53].
В притче «О человеческой душе» при помощи подобных сравнений раскрывается ключевое понятие «книжное знание» (знание священных книг и Божьего Слова): «Ибо сладко — медвяный сот, и хорошо — сахар, обоих же лучше книжное знание: потому что оно — сокровище вечной жизни. Если бы здесь кто нашел земное сокровище, то на все и не посягнул бы, но лишь один драгоценный камень взял бы — и вот уже без печали питается, как до самой смерти богатство имеющий» [18].
Центральная часть притчи носит повествовательный характер. Как справедливо отмечал И.П. Ерёмин, «приступая к повествовательной части речи, Кирилл обычно перебрасывал мост от прошедшего к настоящему», пытался сделать слушателей непосредственными свидетелями события. Писателем использовались разные способы для достижения этого эффекта. К примеру, обращения к читателю (слушателю) в настоящем времени (употребление глаголов то в прошедшем, то в настоящем времени). Как результат, «всё смещалось: далёкое становилось близким, прошлое – сегодняшним днём» [5, c. 55]: «И сел хромец на слепца, и, войдя внутрь виноградника, обокрали все бывшее там добро господина своего... Однако не негодуйте, братья, на мое невежество, из-за которого и повесть моя недостойный вид принимает. Ибо как и по ногам повязанной птице невозможно в воздушную взмыть высоту, так и мне, в телесных погрязшему желаньях, нельзя о духовном беседовать: не достигнут цели слова грешника, лишенные благодати святого духа. Все же к прежде сказанному вернемся, разъясняя сей притчи смысл» [18].
Конечно же, притча наполнена символическими, метафорическими образами, однако с помощью символически-аллегорической формы повествования Кирилл Туровский раскрывает проблему взаимоотношений между душой человека и его телом. В притче можно выделить следующие символические образы: «домовитый человек — это Бог Отец, Его Сын — это Иисус Христос, виноградник — это земля и мир, а то, что внутри виноградника — рай, ограда вокруг виноградника, — Закон Божий и заповеди, слуги домовитого человека — ангелы, пища — Слово Божие, незапертые ворота — устроенный Господом порядок и возможность познания «Божия сущьства... Хромець есть тело человече, а слепец есть душа». Таким образом, в человеке сочетаются «слепец» и «хромец». Кирилл Туровский подчёркивает, что «тело без душа хромо ест и не наричеться человек, но труп».
Через аллегорические образы Кирилл Туровский раскрывает различные проблемы бытия: проблемы греховности души, забвения страха Божьего, искушения и познания. При этом суть притчи предельно проста: домовитый человек посадил виноградник и позвал слепца и хромца охранять его, надеясь, что те по причине своих физических недугов не сумеют обокрасть его, но при этом смогут сохранить добро. За выполненную работу виноградарь пообещал им вознаграждение, а за воровство – наказание. Однако хромец забрался на слепца и вместе они ограбили домовитого человека. За это последовало наказание.
Кирилл Туровский истолковывает притчу с позиции религиозного человека, обличающего пороки: Господь создал этот мир в надежде когда-нибудь, когда придёт время, передать его богатства человеку – венцу его творения, однако человек нарушает закон Божий, решив ранее положенного срока взять богатства. Причём писатель подчёркивает греховность души, поскольку именно слепец (душа) первым поддался искушению. Таким образом, для книжника зло заключается в преступлении Божьих законов, несмирении, зависти и подверженности искушениям, излишнем внимании и алчности к земным благам, забвении духовных ценностей: «бесстрашие Божия заповеди и о телеси печение нерожение же о своей души».
Как справедливо отмечал И.П. Ерёмин, «аллегорическое иносказание никогда не было основной целью Кирилла, и в этом его коренное отличие от церковных писателей так называемой александрийской школы... Свои аллегорезы Кирилл, скорее поэт, чем богослов, изобретал, руководствуясь не столько логическим анализом текста, сколько чувством» [5, c. 55].
Многое в притче является реальным, иными словами, отражающим актуальные исторические события, реалии того времени. К примеру, нашло своё отражение возрастание роли Церкви в жизни Руси. Церковь в притче ( а точнее, в её толковании) – это оплот Божьей Благодати: «Рай ведь — место святое, как и в церкви алтарь. Церковь же для всех открыта. Она всем нам мать, порождающая всех крещением и легко питающая всех в ней живущих, одевающая и радующая всех, вошедших в нее. Ибо говорит пророк: «Вот служащие церкви поедят и насытятся».
Столь пристальное внимание Кирилла Туровского к роли Церкви позволяет сказать и о ещё одной актуальной для XII века черте в религиозной жизни: невозможно жить праведной жизнью вне Церкви, и исполнение всех ритуалов стоит на первым месте, а уже на втором – добрые дела и мысли. Проблема познания решена Кириллом Туровским вполне однозначно – Господь может даровать человеку знание через Откровение, однако получение знаний вопреки воле Божьей является по мнению книжника величайшим грехом, за который последует наказание.
В тексте притчи достаточно часто встречаются цитаты из Священного Писания, однако все они переработаны Кириллом Туровским, переосмыслены, дополнены с позиции мистической и одновременно аскетической трактовки христианского вероучения, приверженцем которой и являлся этот выдающийся книжник. В аскетизме и полном смирении, отказе от земных благ и победе над искушениями Кирилл Туровский видит путь к спасению и вечной жизни: «Что такое древо жизни? Смиренномудрие, начало которому покаяние. «Признаюсь же, — сказал, — в беззаконье моем, и ты простил мне нечестье сердца моего». Ствол того корня — благоверие. «Вера же твоя, — сказал, — спасет тебя», все же верующему дастся. От того ствола много различных ветвей, много ведь, сказано, видов покаяния: слезы, пост, чистая молитва, милостыни, смирение, воздыхание и прочее. Тех ветвей добродетельный плод: любовь, послушанье, покорение, нищелюбье, — много путей спасения. Видишь: не в раю было древо жизни, не в эдеме, но в изгнанье, то есть в отлучении от сана» [18]. Таким образом, Кирилл Туровский утверждает идеал иночества, отречения от земного бытия.
Вместе с тем в притче нашли своё отражение вполне реальные исторические события: как полагает И.П. Ерёмин, притча «является обличительным памфлетом против ростовского епископа Федора (Федорца), а возможно и против князя Андрея Боголюбского. Притча использует сюжет аполога о слепце и хромце: слепой сторож (аллегория души) носил на плечах хромого (аллегория тела), и совместно они смогли обокрасть сад своего господина. Несмотря на взаимные обвинения в подстрекательстве оба были признаны виновными и казнены» [4].
Самовольное распоряжение как церковной, так и светской властью по мнению книжника является также одним из страшнейших грехов, поскольку имеющий власть обязан распоряжаться ею согласно Божьему закону.
Наконец, важно затронуть вопрос времени в притче «О человеческой душе». Отметим её внепространственный и вневременной характер. Из текста мы можем узнать, что события разворачиваются в саду некоего домовитого человека, где насажен виноградник. Иными словами, пространственная отнесённость носит абстрактный характер.
Что же касается времени, то в случае с притчей мы имеем дело не просто с художественным временем, а с «художественной вечностью». Как справедливо отмечал Д.С. Лихачёв, «сторона вневременного как бы подразумевалась, но не описывалась в древнерусской литературе. Влияние представлений об этой вневременности на литературу сказывалось главным образом в том, что литература не описывала происходящих изменений... Другой аспект вневременного — это вечный смысл единичных, исторических и временных явлений. С точки зрения древнерусского автора, в мире существует вечная соотнесенность двух миров — божественного и земного. Земной, временный мир имеет вневременный, надмирный смысл. Смысл этот не абстрактный, не вносимый в него человеческой мыслью... в случайном и временном древнерусский писатель видел знаки вечного, а в неизменном и постоянном, не заслуживающее внимания временное и земное». Кирилл Туровский ведёт повествование в двух временных планах: события притчи отнесены им к прошлому, но обращается к слушателю он в настоящем. В целом, «стремление к вневременному, к преодолению времени в изображении высших проявлений бытия – богоустановленности вселенной» является характерным для литературы той эпохи [12, c. 70-72].
В исторической литературе домонгольского периода также встречаются сочинения, носящие частный церковный характер. Речь идет о житиях святых и летописях.
Впервые жития начал создавать черноризец (монах) Иаков, вероятно, современный Феодосию Печерскому (XI в.). В частности, им созданы: 1) «Память и похвала князю русскому Володимеру, како крестися Володимер и дети своя крести и всю землю русскую от конца и до конца, и како крестися баба Володимерова Ольга прежде Володимера», 2) «Сказание страстей и похвала об убиении святого мученику Бориса и Глеба» [3].
Полные жития создавал также современник Иакова, преподобный Нестор, монах Киево-Печерского монастыря (XI—XII в). В частности, им созданы: 1) «Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпцу Бориса и Глеба» и 2) житие святого Феодосия Печерского [3].
Летописи – это памятник общеисторической литературы домонгольского периода. Летопись начала вестись в Киеве и завершается она 1110 годом. Речь идет о «Повести временных лет (черноризца Феодосиева монастыря Печерского), откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве первее нача княжити и откуду русская земля стала есть».
Описательный отдел представлен «Паломниками» игумена Даниила (в начале XII в.) и архиепископа Новгородского Антония (в конце XII или начале XIII в.) [2].



Заключение


Таким образом, духовное просвещение в Русской Церкви в домонгольский период было тесно связано в основном с распространением грамотности. После принятия христианства начался процесс насаждения новой религии, распространения просвещения и грамотности. Эти процессы проходили под сильным византийским влиянием. Принятие христианства способствовало укреплению международного положения Руси, а также укреплению княжеской власти и распространению единой письменности и грамотности. Культура Руси значительно обогатилась достижениями античной цивилизации. Городские и подгородные монастыри создавались, как правило, по инициативе высших церковных иерархов, а также и князей, бояр и состоятельных горожан. То есть, эти люди не входили в созданное ими монастырское братство.
После принятия христианства начали создаваться на Руси монастыри. Именно они являлись центрами духовного просвещения эпохи.
В первые два века после принятия христианства на Руси монастыри чаще всего создавались в центральной полосе тогдашней Русской земли в районе среднего и верхнего Днепра, побережья рек Ловати и Волхова. Больше всего монастырей в то время можно было встретить в Киеве и Новгороде – старейших общественных центрах Древней Руси. Первые русские монастыри располагались внутри городов, а не в лесу или степи. Только начиная с XIV века началось бурное распространение по Руси пустынных монастырей.
Монастыри являлись центрами культуры, многие монахи были очень грамотными людьми, при монастырях существовали скриптории, в которых создавали и переписывали церковные произведения, были и библиотеки, где эти книги и хранились.
Домонгольский период в основном был связан с распространением не просвещения, а грамотности. При церквях стали основываться школы.
Список литературы


Быхова М.И. Монастыри на Руси XI – середины XIV века./М.И. Быхова// Монашество и монастыри в России. XI - XX века: исторические очерки. - М., 2002.
Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т 1.// http://www.odinblago.ru/golubinskiy/
Доброклонский А. Руководство по истории Русской церкви.// http://krotov.info/history/11/smo/dobrok_0.htm
Еремин И.П. Лекции и статьи по древней русской литературе. 2-е изд. - Л., 1987.
Ерёмин И.П. Ораторское искусство Кирилла Туровского/И.П. Ерёмин//Труды отдела древнерусской литературы. – М.-Л., 1962
Житие преподобного Авраамия Смоленского//ПС. 1858. Ч. 3.
Калачев А.В. Проблема распространения грамотности в древнерусский период отечественного образования.//Альманах современной науки и образования. – Тамбов, 2010. № 11(42).
Каптерев П.Ф. История русской педагогии. СПб.: Алетейя, 2004.
Киево-Печёрский патерик: У истоков русского монашества/Интернет-журнал Сретенского монастыря// http://www.pravoslavie.ru/
Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. В 3 т. – М., 2002. Т. 2
Колесов В.В., Понырко Н.В. Слова и поучения Кирилла Туровского: вступительная статья./В кн.: Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. – СПб., 1997. – Т. 4: XII век.// http://www.pushkinskijdom.ru/
Лихачёв Д.С. Аспекты «вечности» в проповеднической литературе./В кн.: Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. – Л., 1967.
Макарий. Ibid. Т. II.
Миропольский С. И. Очерк церковно-приходской школы от первого ее возникновения на Руси до настоящего времени. - СПб.: Синодальная типография, 1894. Вып. 1.
О способах духовного просвещения ... // ПС. 1858. Ч. I.
Послание Никифора, митрополита Киевского... // РД. 1815. Ч. I.
Поучение Феодосия Печерского об умеренности в застольном питье//ПС. 1858. Ч. III.
Притча о человеческой душе Кирилла Туровского/Электронный ресурс// http://old-rus.narod.ru/
ПСРЛ. Т. I.
Рыбаков Б. А. Мир истории. Начальные века русской истории. - М., 1987.
Сапунов Б.В. Истоки русской школы (XI - начало XIII в.) // Советская педагогика. 1989. № 6.
Ученые Записки II отделения Академии Наук. Кн. II. Вып. 2.
Шевелев А.Н. Отечественная школа: история и современные проблемы: лекции из истории российской педагогики. - СПб.: КАРО, 2003.


















2