Культура древней Японии во времена античности

Интересно в ней и то, что здесь запечатлены как бы первые, но уже достаточно уверенные шаги японского словесного творчества. Видны эксперименты авторов, ищущих ту особую форму и непередаваемую атмосферу японской поэзии. Характерно поэтому отсутствие четкого канона, строгих правил, по которым будут творить поздние поколения.

















2.2. Зарождение японского театра
Театр и музыка, как и практически все рассмотренные выше культурные явления Японии рассматриваемого периода, развиваются в русле преимущественно культового искусства.
Зарождение японского театра относится к VII-VIII вв., когда зрелище не отделялось еще от обряда богослужения. Уходящий корнями в глубокую древность традиционный японский театр отличается значительной архаичностью, сохраняя в неизменном или трансформированном виде характерные черты древних мистерий кагура, танцевальной драмы гигаку, а также элементы дэнгаку (крестьянские песни), бугаку (хореографическое культовое представление) и саругаку (увеселительное представление). Происхождение этих жанров не совпадает ни хронологически, ни географически. Примерно с середины VII до конца VIII в. происходит расцвет только гигаку и бугаку. Они и будут в основном рассмотрены.
Особенностью, присущей всем без исключения театральным жанрам японского происхождения на всем протяжении их истории, является органическое сочетание, синтез музыки (вокальной и инструментальной) и танца. Синтез музыки, танца и диалога как элемента драматического действа складывается позднее.
Самым древним театральным представлением чисто японского происхождения считается кагура, восходящая к одному из основных синтоистских мифов солнечного цикла – мифу о богине Амэ-но Удзумэ, своим необыкновенным танцем вызвавшую богиню солнца Аматэрасу из пещеры, в которую она скрылась, разгневавшись на своего младшего брата Сусаноо. Миф этот содержится в первой части «Кодзики» и повествует о наиболее важном эпизоде синтоистской космогонии и мифологии.
Представление кагура, сложившееся на основе очень древнего магического ритуала солнечного культа, в VII-X вв. было непременной частью синтоистских праздников мацури, праздника новин, а также исполнялось во время каких-либо важных событий: жрец или жрица обычно во дворце или храме нараспев исполняли кагура, прославлявшую одного из синтоистских богов, чтобы умилостивить его.
Дошедшие до наших дней образцы кагура, большая часть которых была включена в период XIV-XVI вв. в представления театра Но, позволяют судить о некоторых особенностях этого театрального действа.
Труппа кагура делилась либо на два противостоящих друг другу полухора, либо на общий хор и солиста. В первом случае каждый полухор исполнял предназначенную для него часть действа. Примером такого примитивного, крайне архаичного действа является «Митэгура Тоёкахимэ» - кагура, восхваляющая совершенства богини Тоёка. Содержание и структура этой кагура сближает ее с норито – древними синтоистскими песнопениями – заклинаниями. Во втором случае жрец-солист в пении и танце раскрывает основное содержание кагура, в то время как в пении и танцах хора отражены второстепенные эпизоды.
Образцом такого рода кагура является кагура о танце богини Амэ-но Удзумэ. В обоих случаях танцоры кагура выступали, как правило, в больших масках белого (в память о белолицых героинях легендарного кагура) или пурпурного цвета, облаченные в тяжелые шелковые одежды. Действие происходило на специальной сцене, так называемой кагура бутай, - деревянных подмостках, обнесенных невысокой оградой.
К жанру кагура относятся и представления дэнгаку. В VII-VIII вв. дэнгаку часто исполнялись во время дворцовых праздников. Первоначально для исполнения дэнгаку из близлежащих деревень призывали крестьян, но вскоре дэнгаку стали исполняться небольшой группой придворных танцоров и певцов. Содержание дэнгаку очень несложно.
С конца VIII в. эти весьма демократические по происхождению представления превратились в своего рода буколические сценки, разыгрываемые для забавы аристократии. С другой стороны, дэнгаку продолжают существовать как народные крестьянские песни.
Нужно отметить, что между театральными жанрами японского происхождения и пришедшими в Японию с материка существует живая связь. Как и в других областях культуры, тесное взаимодействие самых различных жанров привело, с одной стороны, к обогащению местной традиции новыми элементами, а с другой – к усвоению чужеземным театром элементов японской традиции. Обстановка в Нара – столице Японии того времени – была для этого особенно благоприятна: приверженность аристократии к чужеземной культуре и, в свою очередь, стремление буддийских иммигрантов к ассимиляции облегчали процесс объединения двух культур.
Степень и прочность ассимиляции зависели как от характера жанра, так и от его назначения. Нередки случаи, когда, укоренившись на другой почве, театральный жанр меняет свой характер и назначение. Весьма показательной в этом отношении является история сравнительно недолговечного театра гигаку. Появившись в Японии в конце VII в., гигаку стал одним из двух ведущих театральных жанров эпохи Нара.
Гигаку – своеобразная танцевальная драма, возникшая в Индии. Первоначально этот древний ритуальный танец, исполняемый перед изображением божества вообще, а затем – только перед изображением Будды. В нем средствами хореографии воспроизводились отдельные эпизоды жития Будды.
Вместе с этими представлениями в Японии появляются и маски. Как правило, их делали из ценных пород дерева, например, из японского кипариса. Цвета, в которые окрашивали маски гигаку, как и в Китае, имели строго определенное символическое значение: черный цвет означал добродетель, красный – радость и героизм, зеленый – счастье и т.д. Сочетание цветов давало своеобразную психологическую характеристику персонажа.
Возможно, что при изготовлении масок гигаку японские мастера опирались на уже сложившуюся к тому времени традицию изготовления масок кагура и видоизменяли «театральный типаж», заимствованный с материка, сообразно привычным для себя формам.
Интересно отметить, что нигде, кроме Японии, - ни на Дальнем Востоке, ни в Средней Азии – масок, подобных гигаку, не сохранилось. Одна из причин этого – преображенный, синкретических характер театра гигаку, развившегося на японской почве.
Необыкновенно большие размеры масок гигаку (иногда более полуметра), как правило целиком покрывавших голову актера, большие белого цвета лица отдельных персонажей сближают их с масками кагура. Все маски гигаку отмечаются замечательно тщательностью резьбы, прекрасно передающей выразительные черты каждого персонажа. Отсюда поражающая остротой своеобразная психологическая характеристика. Причем в отличие от масок японского театра более позднего периода, например, масок театра Но, которые выполнены в условной обобщенной манере, мастера гигаку обращали большое внимание на отдельные детали, стремясь, по-видимому, усилить «натуралистический» эффект и тем сразу заострить внимание зрителя. Отсюда гиперболическое, утрированное изображение носа и ушей, пасти и клюва, отсюда глубина резьбы. Вид этих масок на открытой сцене, освещаемой ярким солнцем, должен был вызывать у зрителей впечатление фантастического зрелища.
Зародившись как чисто культовое танцевальное представление, гигаку на японской почве превращается в VIII в. в своеобразный придворный театр и постепенно приобретает там характер светского представления. Вместе с тем гигаку не порывает еще с храмовым танцевальным действом. Это совего рода театральный дивертисмент, составленный из часте различного происхождения и содержания. Для театра гигаку по сравнению с современными ему другими жанрами, например бугаку, характерно сочетание разнородных элементов буддийского культового действа и светского представления. Другой отличительной чертой театра гигаку является наличие в нем элементов народного фарса.
Наряду с гигаку существовала и другая форма театрального представления – бугаку («и танец, и музыка»). Бугаку был занесен в Японию немного позднее гигаку итакже через Китай.
Представления бугаку подразделялись по «стилям», получившим название по стране, откуда они были заимствованы: тогаку- китайский, корайгаку и сирайгаку – корейский, боккайгаку – бохайский, тэндзюкугаку – индийский, ринъюгаку – индокитайский. Наибольшей популярностью в VIII в. пользовались представления китайского и индийского стилей, а также стиля, приписываемого народам Средней Азии, объединенного под общим названием са-май («левый танец»). Представления корейского и бохайского стилей были объединены под названием у-май («правый танец»).
В отличие от гигаку представление бугаку было чисто хореографическим. Сложная, детально разработанная система танца бугаку требовала от исполнителя технического совершенства и виртуозности.
Содержание танца было фрагментарным - в нем отражались самые разнообразные сюжеты, например: дракон, греющийся на солнце; божество, символически попирающее своих врагов; белый конь, убивающий ядовитого змея; гнев сына, отец которого был убит дикими зверями, или гнев государыни, направленный против демонов (китайский сюжет), и т.п. Сюжеты указывают на то, что генетически эти танцы восходят к тотемическим танцам. В VII-VIII вв., однако, в бугаку преобладает чисто религиозное содержание, отражающее мистические воззрения махаяны. В танце воплощена идея равновесия, движения и покоя-созерцания, восходящая к магическим кругам мандала – идея, получившая широкое распространение в китайском и особенно тибетском искусстве.
В представлении бугаку актеры также, как правило, выступали в масках, но иногда обходились и без них. В бугаку маски не играли такой важной роли, как в гигаку. Здесь главная роль в создании образа отводилась чисто хореографическим средствам, и маски использовались как вспомогательные средства.
В отличие от бугаку и даже гигаку представления саругаку с самого возникновения были сугубо светского характера. Очень скоро саругаку превратились в одно из самых любимых развлечений жителей Нара.
Подводя итоги анализа зарождения и первоначального развития японских театральных жанров в VII-VIII вв., необходимо отметить следующие особенности театра в этот период.
В VII-VIII вв. в Японии складывается четыре своеобразныхтеатральных жанра: кагура – преимущественно синтоистская мистерия; гигаку – смешанный жанр, соединивший в себе элементы буддийской мистерии с чисто японскими элементами народного фарса; бугаку – исключитеьно хореографический жанр, главным образом культового характера; и саругаку – с самого начала светское народное представление, включившее некоторые элементы кагура с одной стороны и гигаку – с другой.
Все эти жанры объединяет, во-первых, полное отсутствие слова как элемента самостоятельного, независимо существующего во время представления и, во-вторых, господствующая роль в представлении хореографических элементов.
Из всех жанров три существуют в том или ином виде до сих пор. Саругаку превратился в театр Но и продолжает жить на сцене и поныне. Представления кагура и бугаку сохранились до нашего времени, практически не изменив первоначальный характер, хотя такого рода представления даются очень редко – обычно их приурочивают к исключительным событиям – и только с санкции буддийской церкви. Представления гигаку же существовали недолго и прекратились примерно в конце VIII в. или в начале IX в.





Заключение
Говоря о японской культуре рассматриваемого периода, т.е. VI-VIII вв., мы можем отметить ее важнейшие особенности. Так, прежде всего, следует обратить внимание на то, что многие культурные явления были заимствованы в Китае и Индии. При этом это не было слепым, механическим копированием, насаждением чуждой культуры и идеологии, способном вызвать глухое сопротивление населения. Япония мягко переносила на свою почву понравившиеся идеи и явления, переплавляя их с местными особенностями и ассимилируя. Переняв основные элементы буддийской архитектуры,  китайской  и корейской живописи, ремесла, японцы либо кардинально изменили их, либо на их основе создали новые, порою более совершенные образцы, в результате чего  японская  материальная  культура  приняла своеобразные национальные формы, отвечающие историческим традициям  японского  народа.
Второй аспект, который нужно отметить – это органичная взаимосвязь культурных явлений и религии. Пришедшие из Китая конфуцианство и буддизм нашли свое отражение в повседневном поведении японцев, оказали влияние на литературу, театральное искусство и другие явления. Более того, буддизм органично соединился с более древними местными верованиями и породил религиозное направление рёбу-синто, объединившее элементы синтоизма и буддизма.
Таким образом, японская культура того времени представляет собой уникальный сплав традиционной китайской идеологии конфуцианства, религиозных ценностей буддизма, наложившихся на японские условия жизни. Традиции культурной жизни Японии, заложенные в этот период, находят свое продолжение и по сей день.




Список литературы

Анарина Н.Г. Японский театр Но. М.: Наука, 1984.- 213 с.
Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т.1. М.: Высшая школа, 1998. - 495 с.
Глускина А.Е. Заметки о японской литературе и театре. М.: Наука, 1979. – 268 с.
Григорьева Т.П. Японская художественная традиция, М.: Наука, 1979. – 368 с.
Гришелева Л.Д. Формирование японской национальной культуры. М.: Наука, 1989. – 254 с.
Искусство Востока: Вып. 3. Сравнительное изучение традиций/Отв. ред. и сост. Т. Е. Морозова. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 352 с.
Иэнага Сабуро. История японской культуры. М.: Прогресс, 1972. – 232с.
Конрад Н.И. Японская литература. М.: Наука, 1974. – 560 с.
Корнилов М.Н. Японская национальная психология. М.: Наука, 1981. – 94 с.
Россия-Япония: На путях восприятия и понимания духовной культуры друг друга/под ред. Соколова-Ремизова С.Н. – М.: Издательство ЛКИ, 2009. – 192 с.
Сэнсом Дж.Б. Япония. Краткая история культуры. СПб.: Евразия, 1999. – 574 с.
Чугров С.В. К вопросу о сочетании традиционализма и модернизма в современном японском мышлении / С.В. Чугров // Политические институты на рубеже тысячелетий. XX в. – XXI в. / Отв. ред. К.Г. Холодковский. – Дубна: Феникс+, 2001. – С. 358-379
Японский театр. СПб.: Северо-Запад, 2000. – 748 с.

Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т.1. – М., 1998. – С.434.
Сэнсом Дж.Б. Япония. Краткая история культуры. СПб., 1999. – с. 132.
Чугров С.В. К вопросу о сочетании традиционализма и модернизма в современном японском мышлении / С.В. Чугров // Политические институты на рубеже тысячелетий. XX в. – XXI в. – Дубна, 2001. – С. 362.

Иофан Н.А. Культура древней Японии. М., 1974 г. - С.108
Конрад Н.И. Японская литература. М., 1974 г. – с. 94.












30