Миф о Тангуне по материалам письменных источников периода Корё (918 — 1392)

Тенденции в исторической науке, которые наметились в предыдущем периоде, стали активно проявляться в этот период. Это можно проследить на примере эволюции теорий автохтонного этногенеза корейцев. На основе результатов, которые проводились археологических раскопок в 1970-е гг. была выдвинута теория «единого происхождения». Впоследствии она явиласьбазой для формирования теории происхождения корейцев от коренных жителей, а последняя, в свою очередь, в 1990-е гг. была развита в рамках теории о «центральном положении Пхеньяна» в этногенезе корейцев, и позволила говорить о существовании «тэдонганской археологической культуры» и создании Тангуном первого древнего корейского государства в бассейне реки Тэдонган.С распространением идей чучхе и снижением значимости марксизма, тем не менее, в представлениях о Тангуне в данный период кардинальных изменений не произошло. В учебнике 1972 г. сказано, что миф о Тангуне не является историческим фактом, а был создан как средство, «парализующее классовое сознание народа». И даже Кан Инсук, известный своими исследованиями Тангуна и Древнего Чосона, до начала 1990-х гг. несмотря на то, что отмечал отражение исторических фактов в этом мифе, четко высказывал мнение о том, что нельзя рассматривать Тангуна и Чосон Тангуна как начало национальной истории294 . Такая же точка зрения отражена и в «Истории Кореи» 1987 г., где миф о Тангуне назван «приукрашенным мифом» об основании государства для укрепления собственной власти через сакрализацию основателя.О скорее негативном отношении к Тангуну в это время также пишет Ли Джонсок. Он отмечает, что, несмотря на то, что в Северной Корее до обнародования итогов раскопок, миф о Тангуне приводили в качестве доказательства древности корейской нации, его реальность отвергали, называя «искажением и преувеличением буржуазных и феодальных историков».Данное понимание роли Тангуна в обозначенный период несколько отличается от того, что описано в работах отечественных исследователей. Так, М. Н. Пострелова (2001), И. А. Толстокулаков (2010) отмечают, что уже с 1963 г. Тангун в северокорейской исторической науке выступает, как историческая личность и его реальное существование не подвергалось сомнению. Однако, И. А. Толстокулаков, с другой стороны, также подчеркивает, что, несмотря на это, «Тангун оказался невостребованным северокорейскими идеологами и до поры до времени не превращался в определенную историческую установку».Отметим, что почва для изменения в восприятии Тангуна, как части традиционной культуры, готовилась в Северной Корее заранее: постепенно менялось отношения к традиционной культуре, менялись ключевые условия в определении «нации».В Северной Корее национальная культура не притеснялась, но редко акцентировалось на ней внимание. Обращение к национальной культуре связывают с 1986 г., когда была сформулирована идея минджок чеильджуи («превосходство корейской нации»). Она объяснялась в рамках идей чучхе: главной задачей стало укрепление национального чести и достоинства. Следовательно, получается, что обращение к национальной культуре было требованием идеологии чучхе.До 1960-х гг. в Северной Корее «нация» определялась как устойчивая группа людей, которая была образована в процессе длительной истории и на основе общности языка, территории, экономической жизни и психического состояния. Начиная с 1970-х гг. это понятие корректируется, особенно подчеркивается национальная независимость и в качестве важного элемента, который определяет нацию, вводится кровное родство. Именно данный элемент, «кровное родство», был внесен в понятие «нации», когда оно только формировалось в самом начале XX в. И именно такое его определение позволило обратиться к идеи «Тангун – первопредок корейской нации».В 1980 г. из понятия «нация» исключается общность экономической жизни и акцентируется внимание на кровном родстве.Аналогичные изменения во взглядах на содержание категории «нация» в Северной Корее к концу 1980-х гг. давали возможность обратиться к традиционной культуре и даже представить вариант объединения Корей, несмотря на их идеологические и классовые противоречия.2 октября 1993 г. было обнародован доклад Академии общественных наук КНДР о раскопках гробницы короля Тангуна, в котором сообщалось, что «Тангун – родоначальник корейской нации, пять тысяч лет назад он создал первое на Востоке государство Чосон, основав столицу в Пхеньяне». Следовательно, подтверждалось и официально признавалось реальное, а не мифическое существование Тангуна, а также то, что Пхеньян является одним из мест «возникновения человечества», «очаг корейской нации», «место возникновения первого государства». Корейцы в этом докладе названы «потомками Тангуна».Южнокорейские исследователи отмечают, что раскопки гробницы Тангуна и признание Пхеньяна столицей Древнего Чосона, а, соответственно, и центром культуры и истории корейского народа должны рассматриваться не только и не столько в контексте истории, сколько в контексте политики. Обращение к ценности национальной культуры, в том числе, и к гробнице Тангуна, проходило в условиях системного кризиса, который был вызван распадом социалистического лагеря и застоем в экономике в КНДР. Следовательно, обращение к Тангуну, во-первых, было своего рода средством преодоления сложившегося кризиса. Актуализация национальной культуры, по сути, содержало в себе обращение ко всем корейцам полуострова, несмотря на разность политических систем и государственное разделение. Утверждалось, что все они имеют «одни корни», единую культуру. Ли Джонсок назвал это «поиском способа примирения с южнокорейским национализмом для сохранения северокорейской системы».Во-вторых, обращение к Тангуну связывают с попыткой насадить культ Ким Ирсена. По замыслу северокорейских идеологов, через особенное отношение к Тангуну гражданам навязывался культ покойного Ким Ирсена. Как отмечает И. А. Толстокулаков, сегодня «Великий Вождь» и «Великий Руководитель» освящены «тангунской мифологией». Ким Ирсен наделялся способностями героического предка – основателя социалистической Кореи.В-третьих, кажется важным отметить роль Тангуна в объединении Кореи. В самом докладе о раскопках гробницы Тангуна подчеркивается его особая роль: «Соотечественники Севера, Юга и заграницы, беспокоящиеся о судьбе нации, будут ставить превыше всего кровную однородность потомков Тангуна, вне зависимости от политических убеждений, имущественного положения и вероисповедания, и вносить достойный вклад в преодолении трагедии раскола, которую переживает наша нация по вине внешних сил». Южнокорейские ученые видят также в этом возрождение и сохранение общего как для Севера, так и для Юга культурного пласта, что предоставляет возможный путь к объединению.После того, как в КНДР была принята новая точка зрения в отношении восприятия Тангуна, начинается ее активная пропаганда. В 1994 г. был опубликован на английском, корейском, русском языках сборник научных статей, которые посвящены изучению Тангуна. В статьях с различных точек зрения постулируется тезис о том, что «корейская нация – единая нация с древней историей, а родоначальником нации является Тангун». История о Тангуне активно привлекается в качестве материала для разных учебных пособий.Что касается современного отношения к Тангуну в Северной Корее, то можно предположить, что в Энциклопедии (2007 г.), которая была нам доступна для исследования, отражена официально принятая точка зрения. Миф о Тангуне представлен в ней как рассказ об основании государства. Мифическая история Древнего Чосона трактуется как реальная. Также там сообщается о том, что на 82 г. чучхе (1993 г.) недалеко от Пхеньяна в гробнице Тангуна были обнаружены кости Тангуна, и, так, было доказано, что он является не мифическим персонажем, а «реальным лицом», а история корейской нации насчитывает «пять тысяч лет».3 октября был установлен в качестве праздника кэчхонджоль. С 1995 г. в гробнице Тангуна проводятся мероприятия, которые посвящены празднованию кэчхонджоль. Помимо этого, в южнокорейской прессе сообщается, что в 2002, 2003, 2005 гг. проходили северо- и южнокорейские совместные мероприятия, а 2014 г. представители южнокорейской стороны прибыли в Пхеньян и приняли участие в общенациональных мероприятиях, которые проходили в гробнице Тангуна. В 2015 г. в связи с празднованием в Северной Корее 70-летия Трудовой партии Кореи проведение совместных мероприятий было невозможным, поэтому в данный раз мероприятия проходили отдельно, в Сеуле на площади Кванхвамун и Пхеньяне у гробницы Тангуна. В обращении Комитета по подготовке совместного празднования кэчхонджоль и Совета по мирному объединению нации Тангуна со стороны юга и такого же совета со стороны севера говорилось, что вражда среди единого народа приносит больше вреда, чем пользы, и что нужно вступить в борьбу, которая бы положила конец этому противостоянию.Об официальном отношении к Тангуну может также свидетельствовать информация, которая размещена на северокорейских сайтах. Например, на государственном портале КНДР «Нэнара» в разделе «Обзор истории» имеется статья «Первое государство корейской нации», где рассказывается о Древнем Чосоне и упоминается о том, что это государство называют также Чосон Тангуна (по имени родоначальника). Сообщается, что Тангун вслед за своим отцом Хвануном стал вождем племенного союза, переформировал старый аппарат управления, основал Чосон. Важно подчеркнуть, что мифическая часть рассказа отсутствует, и она объясняется тем, что «верившее в небесного бога племя пакдар, слившись с почитавшими животных племенами, образовало единый союз».Формулировка «5-тысячелетняя история» не раз встречается в статьях этого сайта. В разделе «Национальная культура» можно найти цикл статей «По памятникам старины в Пхеньяне», и первая из них посвящена гробнице Тангуна (статья была размещена на сайте в ноябре 2015 г.). Заканчивается статья следующей фразой: «Реконструированная гробница Тангуна отражает дух Тангунской Кореи – могучей державы на Востоке. Подтверждая единокровность и длительное существование нашей нации, она вызывает у всех корейцев большую национальную гордость».Интерес также вызывает статья «Прославляя седую историю и культуру нации», где говорится о важности сохранения национальной культуры, «национальность – это свойственные одной нации черты, но они сохраняются и передаются потомками не сами собой», и здесь указывается на роль Ким Ирсена и Ким Ченира в этом процессе. Следует отметить, что в данном случае очень хорошо прослеживаются элементы конструктивизма этой традиции. В статье сообщается также, что Ким Ченир, посетив реконструированную гробницу, отметил, что «великий вождь вернул корейцам родоначальника нации – Тангуна, который считал в тысячелетиях тревожных времен истории мифической личностью, и принял меря для великолепного обустройства его гробницы подобно могиле родоначальника корейской нации, чтобы корейцы передавали из поколения в поколение и гордились седой историей Кореи и мудростью своей нации».Следовательно, на основе исследования исследовательских работ ученых Южной и Северной Кореи, а также привлечения разных источников можно утверждать, что в настоящее время в Северной Корее идеи, которые связаны с Тангуном, также активно функционируют. Они принимают другую форму, чем в Южной Кореи, но их присутствие отрицать нельзя. Миф о Тангуне вызывал и продолжает вызывать большой интерес среди исследователей: в нем ищут отражение фактов культуры и истории. В последние годы в южнокорейской научной литературе стали активно рассматривать этот миф и идеи, которые с ним связаны, в контексте политики и идеологии, раскрывать особенности бытования мифа в различные исторические периоды, выявлять стадии трансформации образа самого Тангуна, выяснять причины, оказавшие влияние на новое обращение к нему и корректировку его содержания. Ученые отмечают, что всплески интереса к Тангуну проявлялись в условиях, когда государство оказывалось перед опасностью потерять независимость и должна была противостоять внешней агрессии, когда необходима была база для консолидации всего народа. Всплеск интереса к идеям Тангуна на сегодняшний день представляется возможным рассматривать также и в контексте проблемы разделения некогда единого этноса. В настоящее время в обеих Кореях идеи, которые связаны с мифом о Тангуне, по-своему активно используются для решения тех проблем, перед которыми оказалось корейское общество, как южнокорейское, так и северокорейское. Выполнение таким мифом так называемой «идеологической функции» не было изобретением XX в. и тем более XXI в. Важно отметить, что возможность использования данных идей в такой функции было обусловлено длительной историей бытования этого мифа и закреплением его в качестве важного элемента корейского самосознания. Тангун имеет непосредственное отношение к «представлению о корнях», которое связано с национальным самосознанием, традиционным пониманием и культурным единством основы и конца.Что касается «единого корейского этноса», то в настоящее время одновременно на него влияютразличные процессы. С одной стороны, в двух Кореях, наблюдается тенденция к восстановлению «общего», к примеру, образа Тангуна, «как прародителя всех корейцев и основателя Кореи», даже, несмотря на то, что в каждом государстве он приобретает свои особенные черты. С другой стороны, наблюдается усиление противопоставления «свой – чужой», проявление которого можно увидеть в разном отношении к одним и тем же событиям истории, явлениям культуры, попытке «поделить» общую культуру. В условиях разделения нации такие процессы представляются логичными, ведь важно акцентирование внимание именно на отличиях. Так, к примеру, произошло с кимчхи. В 2013 г. южнокорейский кимджан, процесс изготовления кимчхи был занесен в список нематериального наследия ЮНЭСКО. В 2015 г. северокорейский вариант кимчхи был также внесен в список. Наследие Когурё делят не только два корейских государства, но и КНР. В 2004 г. гробницы Когурё были включены в список ЮНЭСКО дважды как китайский и северокорейский памятник. Тем не менее, этого не происходит в отношении восприятия Тангуна. Ни одна из сторон не отказывается от него, и для той, и для другой он выступает как «первопредок, основатель первого корейского государства».Какие тенденции будут оказывать большее воздействие, и о каких этнических процессах можно будет говорить в будущем, на это в большей степени сегодня оказывают воздействие политика и экономика. Если тенденции к консолидации окажутся сильнее, то возможно «восстановление-формирование» общего корейского самосознания, выражением которого должно стать и возрождение или появление общего этнонима. Оставляя в стороне вопросы политического и экономического объединения, важно подчеркнуть, что объединение народа невозможно без объединяющей культурной основы. Многие ученые указывают именно на потенциал идеи Тангуна, называют его «драгоценным средством в объединении нации и сохранении единства Севера и Юга, разделенных уже более пятидесяти лет».Выделяются различные уровни идентичности. И объединение на политическом уровне не может гарантировать объединения «этнического». Однако пока корейский народ сохраняет, а политика обеих стран поддерживает в той или иной мере сохранение той базы, которая могла бы лечь в основу «культурного объединения», представляется возможным перспектива объединения.ЗаключениеТаким образом, можно сделать следующие выводы.Рассмотрев этапы формирования корейского самосознания, а также роль в них идеи «прародителя Тангуна», можно сделать следующий вывод. Несмотря на то, что этот сюжет постоянно претерпевал изменения, он оставался неотъемлемым компонентом этнического самосознания. Особенный интерес к образу Тангуна проявлялся в критических ситуациях – в условиях борьбы с иноземными захватчиками, в периоды социально-экономической нестабильности. Постепенно идея «прародителя Тангуна» все глубже укреплялась в сознании корейского народа, а в начале XX в. она заняла в нем лидирующую позицию.Список использованных источниковSo Kyunghee, Kim Jungyun, Lee Sunyoung. The formation of the South Korean identity through national curriculum in the South Korean historical context: Conflicts and challenges // International Journal of Educational Development. 2012. Vol. 32.Хаксу Ю. Мифологическая и празднично-обрядовая лексика как составная этнического самосознания корейцев // Календарнопраздничная культура народов зарубежной Азии: традиции и инновации. 1997. С. 198–204. Ким Тхэхи Кындэ иджон сиги 'тонин' ыйсик-ый куджо-ва пёнчхон (Структура «тонин ыйсик» накануне Нового времени и его изменение) // Ханминджок ёнгу. 2009. Вып. 8. С. 119–143. Джарылгасинова Р.Ш. Этническое самосознание корейцев в раннефеодальную эпоху : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 1986. Син Ёнха Хангук «вонминджок» хёнсон-гва «чонгындэминджок» хёнсон (Становление корейской «протонации» и «нации, предшествовавшей Новому времени») // Сахве-ва ёкса. 2010. Вып. 88. С. 151–194. Ким Гибон Ёкса-ый коур-е пичхво пон хангукин чончхесон (Идентичность корейцев в зеркале истории) // Хангуксахаксахакбо. 2010. Вып. 21. С. 149–170. Чон Ёнхун Минджоктхонильундон-гва тангунминджокджуый (Национальные движения за объединение и национализм Тангуна) // Ко Чосон Тангунхак. 2004. Вып. 11. С. 271–301. Тягай Г.Д., Пак В.П. Национальная идея и просветительство в Корее в начале XX в. М. : Вост. лит., 1996. 231с. И Икчу Корё хуги тангунсинхва кирок-ый сидэджок пэгён (Описание исторической ситуации, когда были сделаны записи мифа о Тангуне в последний период Корё) // Мунмёнъёнджи. 2003. Вып. 4, № 2. С. 47–57.