Взгляд Фонвизина на Западную Европу.

«Боги требуют поклонения святого, невинного, чистосердечного…Люди, живущие в обществе, должны верить сердечно, что есть Бог, Господь и владыка всего, который управляет случаями и всегда благотворит человеческому роду, читает в сердцах людей, видит тайные мысли и дела, любит благодетельного и не любит порока».В конце статьи Николай Михайлович подводит читателя к тому, что все люди должны жить в гражданском обществе:«Без внутреннего сердечного благочестия нет ни святости, ни Религии; а где истребится истинная религия, там истребится и честность, и гражданское общество, и первая из всех добродетелей: справедливость».После выпуска первой книжки «Пантеона иностранной словесности» издатель почувствовал сильное давление цензуры.Карамзин решился на цитатное построение материала, что облегчало возможные цензурные трудности и было исключительно ловким тактическим ходом, обнаруживавшем в философе и мечтателе литератора с практическим чутьем.Известны его тексты, которые отечественные литературоведы еще до конца не изучили. Речь идет о жанре «путешествия», с которого начал свою творческую деятельность Н. М. Карамзин.«До XVIII века путешествие совершалось либо с определенной целью (паломничество, коммерция, исследование), либо было формой наказания (ссылка, изгнание, испытание, повинность, воля богов).XVIII век стал переломным в развитии самого термина «путешествие». Почти каждый зарубежный писатель этого столетия создал хотя бы одну книгу о путешествии.Причину такой популярности жанра в литературе следует видеть в распространенной в это время теории Дж. Локка, который утверждал, что знание можно получить лишь посредством чувственного опыта; внешнее окружение стало важным в качестве единственного источника познания. Одной из типичных фигур в литературе стал путешественник-наблюдатель, сообщающий о своих открытиях и выводах тем, кто остался дома.В отличие от прежних времен путешествие совершалось по своей воле, из желания сменить обстановку, для развлечения».Карамзин опубликовал в первой книжке и «Письмо из Лондона», в котором речь шла о путешественнике.Письмо было переведено Д. Фонвизиным. Это подлинно доказано литературоведом Г. Макогоненко.«Наш известный пешеходец, г. Спилард (об нем недавно писали во всех газетах, Он был и в России возвратился в Англию из Новой Шотландии. Сей странной человек был около 12 лет в отсутствии, и в это время исходил пешком более 60 000 английских миль (т. е. около 100 000 верст) в разных частях света. Видев все Европейские земли, большую часть Азиатской Туреции, главные Африканские государства и почти всю Аравию…»Если в «Письмах русского путешественника» Карамзин утверждал, что состояние души – зеркало окружающего пейзажа, то теперь у Фонвизина пейзаж – зеркало душевного состояния:«Внутреннее расположение сердца изливается на все наружные предметы.Щастливый путешественник видит везде романические места, дороги, усеянные цветами и светлые прозрачные ручейки, каждая хижина есть для него жилище спокойствия, каждый город – театр Искусств и веселия; щастие расписывает все предметы блестящими красками».Путешественник был печален, и все окружающее представляло ему одну картину горести: «Он путешествовал летом: поля были сухи, дорога пыльна, жар несносен.Бедные жнецы казались ему тружениками, которые изнурением сил платят дань общему бедствию человеческого рода. Везде представлялась ему скудность, на каждой перемене окружали его карету нищие». Такая система воззрений просто снимала социальный аспект.Заключалась первая книжка издания «Мыслями и анекдотами» (Из записок Эро-Сешеля):«Кто отец славы? Гений. – Кто мать гения? Уединенная тишина.Для сердца, изнуренного любовью остается одна слава».После выпуска первой книжки «Пантеона иностранной словесности» издатель почувствовал сильное давление цензуры.Фонвизин решился подсказать Карамзинучто нужно опираться на цитатное построение материала, что облегчало возможные цензурные трудности и было исключительно ловким тактическим ходом, обнаруживавшем в философе и мечтателе литератора с практическим чутьем.«Пантеон иностранной словесности» поражает умением писателя из самых разнообразных источников сделать один текст.Карамзин и Фонвизин мастерски переводили выбранные произведения и статьи. Читать их было легко.Под заглавием «Мысли первого человека при развитии его чувств» читатель находил:«И теперь еще живо помню ту минуту радости и смятения, когда в первый раз ощутил я чудесное бытие свое.Не зная, что я, где я, откуда взялся, открываю глаза: какое неописанное чувство. Мне кажется, что все предметы во мне и составляют часть моего существования. Смыкаю глаза… кажется мне, что я лишился почти всего бытия своего».«Вдруг слышу звуки… Слушаю – слушаю долго и полагаю, что сия гармония есть я».И далее: «Устремляю взор на тысячу разных вещей и примечаю, что могу терять и находить их, что имею власть разрушать и снова производить сию любезную часть самого себя». «Вдруг легкий свежий ветерок навевает на меня благоухание цветов…Внутренность души моей растворяется для нового приятного чувства. Наслаждаюсь и в наслаждении люблю самого себя».«Рука кажется мне теперь главным орудием бытия моего. Ощупав свое тело, «примечаю, что бытие мое, которое прежде казалось мне неизмеримым в пространстве, имеет пределы».Так русский читатель мог наслаждаться иностранной публицистикой и узнавать много нового из жизни иностранцев.Во второй книжке «Пантеона иностранной словесности» была напечатана «История Ла-Роша, переведенная из английского журнала TheMirror»:«Ла-Рошь был ревностной, но кроткой Християнин. Г. Юм не считался набожным, однакож позволял всякому верить по своим чувствам…Религия Ла-Роша была сердечная…Но старец говорил иногда о своей вере с живым чувством доброго человека, которой хотел бы сообщить и другим блаженство свое, нов жаркой ревности его не было никакого суесвятства.Слова: Отче наш, иже еси на небеси, выливались из его сердца, потому что он в самом деле почитал всех людей братьями».Далее в книжке можно прочитать «Две арабские оды», «Идеи первого человека при развитии его чувств», «Сократ» (перевод из Анахаренса), «О дружбе».Интересно было для читателя конца XVIII века «Описание аравийской пустыни»:«Вообразите страну бесплодную, без зелени и без воды, огненное солнце, небо вечно раскаленное, равнины, песчаные, горы еще пустейшие (где взор теряется и находит ни одного живого предмета), землю мертвую, изрытую (так сказать) ветрами – землю, которая не представляет ничего, кроме костей, камней, скал стоящих или низверженных, совершенно открытую пустыню, где путешественник никогда в сени не покоился, где ничто ему не сопутствует, ничто не напоминает живой Природы – непрерывное уединение, гораздо страшнее уединения дремучих лесов: ибо дерева все еще кажутся нам существами – но здесь, лишенный всего, теряясь в неограниченных пустынях, человек видит в пространстве гроб свой; дневное светило, печальнейшее темноты ночной, восходит единственно для того, чтобы явить ему весь ужас его положения, расширяя пред ним область пустоты и бездну неизмеримости, отделяющей его от земли обитаемой.Нет выхода, нет спасения!Голод, жажда и зной терзают его во все те минуты, которые еще должно ему прожить между отчаяния и смерти».Далее следовало «Новейшее известие о Персии, из путешествия Г-на Бошана, Вавилонского Генерал-Викария».Порадовал читателей Карамзин и библиографической статьей о Монтескье:«Недавно вышли в свет мелкие сочинения сего славного Автора, которые не были еще известны публике.Я переведу некоторые места из оных для Читателей Пантеона. Доказывая пользу Наук, Монтескье говорит:«Чем отличаются великие народы от народов диких? Тем, что первые занимаются Искусствами и Науками, а вторые не знают их.Может быть одному просвещению обязаны многие народы своим существованием.Если бы мы имели нравы диких Американцев, то две или три нации в Европе скоро бы истребили все другие, и какой-нибудь воинственный народ нашего света мог бы вместе с Ирокезцами, славиться тем, что он поглотил семьдесят народов».В конце второй книжки Карамзин опубликовал «Мысли Антония Переца (Гишпанского Писателя)»:«Великие художники пользуются ошибками и недостатками других великих художников более, нежели их совершенствами.История и опыт – суть источника человеческой мудрости.Старые услуги, как старые долги, остаются без платежа.Величайшая награда за минувшие опасности есть опыт».Замечательна третья книжка «Пантеона иностранной словесности».Здесь были напечатаны:«Катон в Ливии. Перевод из Лукановой Фарсалии» (Фонвизина),«О славе после смерти»,«О науке»,«Письма Ж. Ж. Русско к Мальзербу»,«Письма из Италии»,«Аделаида и Монвиль» (анекдот).Особенно выделялись «Правила для супругов» (Перевод из Плутарха). Речь шла о брачном обряде.«Брачный обряд совершился – жрица богини Цецеры заключила вас в одной Храмине – и дни жизни вашей протекут отныне вместе.Благие советы Философии, в правилах которых вы были воспитаны, могут способствовать щастию супружества».В конце книжки Карамзин приводит все замечания и неточности в датах и словах.Издатель не хотел бросать начатое дело просвещения. Он задумывал переводить новые произведения для следующей книжки. Об этом можно узнать из его писем.Фонвизин стремился обогатить русское мировоззрение, чтобы русский человек избавился от прежних предрассудков.Но общая атмосфера подозрительности, присущая Павлову царствованию, в цензорской практике превращалась в настоящий кошмар: цензор боялся пропустить что-нибудь такое, что могло бы вызвать гнев начальства и императора Павла I.История с Радищевым еще не забылась и мерещилась крамола в каждой фразе.Поэтому «Пантеон иностранной словесности» прервался на третьей книжке.Фонвизин хотел рассказать русскому обществу о нравах и свободах граждан за границей. Он хотел воспитать в обществе патриотизм и веру в будущее, но кончина драматурга помешала этому осуществиться.ЗаключениеФонвизин вошел в литературу как один из преемников Кантемира и Сумарокова. Он был воспитан в убеждении, что дворянство, к которому сам он принадлежал, должно быть образованным, гуманным, непрестанно радеть об интересах отечества, а царская власть – выдвигать для общей пользы достойных дворян на высокие должности. Но среди дворян видел он жестоких невежд, а при дворе – «вельмож в случае (фаворитов императрицы Екатерины II), управлявших государством по своей прихоти.С далекого исторического расстояния видно, что фонвизинское время, как и любое другое, не было ни безусловно благим, ни безусловно дурным. Но в глазах Фонвизина зло затмевало добро.Россия по уровню образования уже начала догонять Запад. Появлялись частные заведения, готовившие людей на государственную службу.Отметим, что в дореволюционной литературе о Фонвизине высказывалась мысль о том, что нападки Фонвизина на Францию обусловлены его российским национализмом, шовинизмом славянофильского толка.Такой взгляд глубоко несправедлив. Патриотизм Фонвизина не только не заставлял его закрывать глаза на недостатки русского государства, но, наоборот, обострял его недовольство ими.Фонвизин ценил человека не на его сословную принадлежность, а за его личность, нравственные достоинства, ум, убеждения. Но он был дворянин. Его братья по классу в своем большинстве не имели нравственного права пользоваться преимуществами своего сословия. Он видел в помещиках и чиновниках их бесчеловечную сущность и понимал, что это «расчеловечивание» происходит от социальных условий их жизни в качестве рабовладельцев. Просветительские убеждения формировали новый, отличный от классицизма, художественный метод. Как писатель, Фонвизин потому и видел в человеке не «породу», не социальную сущность, а личность нравственно богатую, или духовно нищую, характер, индивидуальность. Он понял связь этого человека с условиями его бытия – социального положения, бытового окружения, воспитания.В 1790 году Фонвизин собрался переводить Тацита; он написал об этом Екатерине II; она не позволяла ему познакомить русских читателей с историком-тираноборцем.Жизнь Фонвизина угасала в вынужденном бездействии. Он заболел тяжко и мучительно, ездил за границу лечиться, но ничто не помогало ему. Его разбил паралич. Лечение и путешествия разоряли Фонвизина, несмотря на то, что он пустился в торговые дела. Увядание длилось долго, с 1783 по 1792 год. Перед смертью Фонвизин ударился в религиозность, даже в церковность. Он переводил Цицерона для «Пантеона иностранной словесности» Н. М. Карамзина.Кроме того, Фонвизин начал писать свои мемуары «Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях», но смерть прекратила эту работу.Список использованной литературы1. Берков П. Н. История русской журналистики XVIII века. – М. – Л.: Изд-во Академии наук, 1952. – 652 с.2. Беспалова А. Г., Корнилов Е. А., Короченский А. П., Лучинский Ю. В., Станько А. И. История мировой журналистики. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: ИКЦ МарТ; Ростов/Д.: МарТ, 2003. – 432 с.3. Будяк Л. М. Новиков в Москве и Подмосковье. – М.: Моск. рабочий, 1970. – 128 с.: ил.4. Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века: учебник / Вступ. ст. А. Зорина. – М.: Изд-во Аспект-Пресс, 1998. – 454 с.5. Западов А. В. Русская журналистика XVIII века. – М.: Наука, 1964. – 224 с.6. Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли / Сост., вступ. ст. и прим. В. А. Александрова. – М.: Правда, 1990. – 624 с.7. Коломинов В. В., Файнштейн М. Ш. Храм муз словесных. – Л.: Изд-во Наука, 1986. – 150 с.: ил.8. Кочеткова Н. Д. Фонвизин в Петербурге. – Л.: Лениздат, 1984. – 238 с.: ил. – (Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге – Петрограде – Ленинграде).9. Кулакова Л. И. Денис Иванович Фонвизин: Биография писателя. – Л.: Изд-во Просвещение, 1966. – 166 с.10. Макогоненко Г. П. Денис Фонвизин: творческий путь. – Л.: Изд-во Худож. лит., 1961. – 444 с.11. Макогоненко Г. П. От Фонвизина до Пушкина. Из истории русского реализма. – М.: Изд-во Худож. лит., 1969. – 510 с.: ил.12. Минаева С. С. Россия – Запад: русские писатели второй половины XIX века о своих зарубежных впечатлениях (А. И. Герцен, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин) // Вестник Московского университета: Сер. 9. Филология. – 2007. – № 3. – С. 91–96.13. Очерки по истории русской журналистики и критики в 3 т. Т. 1. XVIII – первая половина XIX века. – Л.: ЛГУ, 1950. – 604 с.14. Пантеон иностранной словесности. – М. – 1798. – Кн. Первая, вторая, третья.15. Рассадин С. Б. Фонвизин. – М.: Изд-во Искусство, 1980. – 288 с.: ил. – (Жизнь в искусстве).16. Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год / Пер. с англ. Р. Зерновой. – 3-е изд. – Новосибирск: Изд-во Свиньин и сыновья, 2007. – 872 с.17. Фонвизин. Крылов. Кольцов. Шевченко. Никитин: Биогр. повествования / Сост., общ. ред. и послесл. Н. Ф. Болдырева. – Челябинск: Урал LTD, 1998. – 480 с.: ил. – (Жизнь замечат. людей. Биогр. б-ка Ф. Павленкова).18. Фонвизин Д. И. Собрание сочинений в 2 т. Т. 2. – М. – Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1959. – 744 с.